А она говорит: "Иди уж тогда один
Или с кем угодно, но всё-таки ты иди,
А таких, как я", - говорит - "в общем, пруд пруди,
Миллион на рупь."
Он смеётся: "Я пригрелся к твоей груди,
Хоть целуй меня, хоть в ад за собой веди,
А уйти решишь - так всё же предупреди,
Я тогда умру."

А она говорит: "Куда тебе умирать!
Ведь тебе играть и публику собирать,
Ты аккордом бей и диски свои пирать,
А меня пусти."
Он вздыхает: "Ну, вот как тебе объяснять:
Ведь с тобой проститься - то же, что кожу снять,
Как в ладони стрекозу закрутить и смять,
Как дитя растить".

А она говорит: "Куда мне теперь к тебе!
Ты герой", - говорит, - "а я выскочка и плебей,
Вот играй", - говорит, - "теперь на свой трубе -
Открывай свой счёт."
Он рыдает и поёт, как ночной прибой:
"Ну, вот, хочешь", - говорит, - "разобью гобой,
Мне плевать," - говорит, - "вот я ведь уже с тобой,
Так чего ж ещё!

Я ведь с музыкой", - говорит, - "всё веду войну,
Я кричу в её горячую пелену,
Мол, прими, говорю, впусти, мол, ещё одну,
По знакомству, так".
А она говорит: "Мы вместе, а я нигде,
Я сушу слова на старой сковороде,
Я копаюсь в их горячей гнилой руде,
Но опять не в такт.

Я ведь вечно пораженщина", - говорит, -
"Я живу, да вот внутри у меня горит,
У меня ведь дистония, нефрит, гастрит -
Ну, куда до Вас!"
Он хохочет: "Да, в обиду тебя не дашь,
Но когда ты, дорогая, меня продашь,
То купи бумаги нотной и карандаш, -
Я впишу тебя в этот вальс.

Я впишу тебя в свой солнечный разнобой,
Тонким контуром, щекой на ветру рябой,
В этот свет - далёкий, страшный и голубой,
В эту даль и боль.
Чтоб, когда захочешь, - быть тебе не одной,
Чтобы быть тебе и нотами, и струной.
У тебя выходные, а у меня входной,
Но ведь я с тобой."

Я шепчу ей, что кончается тишина,
Что смешна вина, что чаша полна вина,
Что заря бледна, что ночь впереди темна,
Что закат - в дугу.
Я шепчу ей, что пою её и кляну,
Что я ради неё, что хочешь, переверну,
Что боюсь её, никому её не верну,
И она тихонько рождается между губ.

Аля Кудряшёва